Пока же положение дел плачевное. Даже если из-под крана течет нечто красно-коричневое, тарифы растут, а ты денежки вынь да положь. Корреспондент НТВ Юрий Кучинский выяснил, кто и как наживается за счет потребителя.

Жители поселка Чигири бытовыми фильтрами не пользуются — слишком накладно, менять их надо каждый день. Поэтому свой водопроводный кран Раиса Зерникова бинтует, как раны. Несколько слоев марли красную муть немного сдерживают, но потом воду все равно приходится долго отстаивать. Так было и в прошлом году, так остается и сейчас. Только в счетах 22 рубля за кубометр превратились в 31.

«Чем грязнее, тем дороже!» — возмущаются жители.

По местной легенде, когда-то прямо сюда ударила молния, и забил родник. Лет 40 назад его немного благоустроили, получился колодец, а вода до сих пор очень чистая. Даже анализы проводили.

И звучит-то как патриархально-красиво — принести воды с околицы. Только околица эта не какой-то глухой сибирской деревни, а города всего-то в 30 километрах от Москвы. И другой питьевой воды, кроме как в бутылках в магазине, в этом городе не достать.

Валерий Анатольевич Забелин — единственный поилец города Лосино-Петровский. Это его тесть 40 лет назад решил обустроить родник, огород поливать. Валерий Анатольевич по сей день продолжает ухаживать за источником, воду в котором набирает весь город.

Валерий Забелин: «Его сожгли полтора года назад — бензину налили, бросили камни. Я все разобрал, по-новой все сделал, утеплил».

Сегодня у 20 тысяч жителей города редкий праздник — банный день. Вода пошла не густо коричневая, как обычно, а так, немного мутноватая. В семье Михалёвых тут же меняют фильтр — надо стирку устроить, но не гробить же машину.

Местная жительница: «У меня было желание придти в какие-то службы, принести им эту воду и попросить попить».

При этом тариф на воду в Лосино-Петровском на 10 рублей выше, чем в столице. Москва, в которой вода наряду с питерской считается самой чистой по стране, спокойно могла бы поделиться. Резервов, говорят в «Мосводоканале», хватит на все города-спутники, где вода заметно хуже. Однако переговоры с их главами идут ни шатко, ни валко. Никто не спешит пускать к себе посторонних поставщиков, когда можно продавать самому и подороже.

Интересы не совпадают. Области хотелось бы побольше сельхозпредприятий, чтобы работа была и налоги платились, столица же постоянно давит на них проверками за то, что навоз стекает в реку. Иначе инвестиции в дополнительную очистку тариф погонят вверх.

Станислав Храменков, генеральный директор МГУП «Мосводоканал»: «Мы знаем каждого загрязнителя. Мы практически знаем каждого руководителя сельхозпредприятия, мы знаем их в лицо, не только по фамилии, имени и отчеству. Мы знаем качество воды в каждой точке, которая расположена на водосборной площади».

В почти стерильной зоне на станции «Мосводоканала» вода проходит последнюю стадию очистки — через песок и активированный уголь. Этот уголь добавляет в конечную цену совершенно лишнюю копейку. В Москву его везут аж из Китая.

И при том, что лучший уголь получается из исконно русских берез, наладить его производство в России который год никто не может. Там, где дело налажено, тоже, правда, эффект обратный.

С производством хлора для обеззараживания воды в стране проблем нет. Есть проблемы с ценой. Уже несколько лет свою лепту в рост тарифов вносят картели.

Александр Кинёв, начальник Управления по борьбе с картелями Федеральной антимонопольной службы РФ: «До 2007 года цена на хлор составляла 16,500–17,700 за тонну. После того как появился картель, цена начала стремительно расти. 23 тысячи, 35 тысяч».

Впрочем, это еще цветочки. Ягоды на этом поле собирают те, кто непосредственно сидит на трубе. Это ведь монополия, которой платить будут все и всегда, какая бы вода не текла из кранов. А финансовый круговорот воды в России — больше трех триллионов рублей в год.

Виктор Басаргин, министр регионального развития РФ: «Только на том, чтобы прокрутить эти средства, то есть задержать на счету эти средства на один день, а если на неделю и больше, получается колоссальная сумма. И мы сегодня знаем и видим, что есть недобросовестные участники этого процесса».

Допустим, в уездном городе N трубы прогнили настолько, что 40 % воды, которую в них закачивают, просто утекает в землю. 40 %, кстати, это, по мнению экспертов, реальная цифра. Столько воды теряется в среднем по России. Директор N-ского водоканала идет к мэру, потому что тарифы устанавливает местная власть. Директор жалуется на бедность, инфляцию, засуху и просит поднять тариф.

Мэр в общем согласен, но возникает проблема: чиновники должны обосновать повышение и представить жителям города N расчет, почему, насколько и куда будет потрачено. Но если мэр признает потери в 40 %, то таким образом публично объявит всем, что довел систему ЖКХ в своем городе до полной разрухи. А за это ведь могут из кресла попросить.

И мэр объявляет начальнику водоканала: есть норматив — потерь должно быть не больше 15 %, так и напишем. А разницу сам покроешь из других статей. Прибавим тебе на транспорт, расскажем, что зима аномально холодная и вообще на солнце нездоровая активность. Тариф таким образом все равно вырастает, а финансовые потоки N-cкого водоканала изначально становятся мутными.

Сергей Сиваев, директор направления «Городское хозяйство» Института экономики города: «Как только мы оперируем вместо фактических расходов нормативными расходами, появляется система, мягко выражаясь, всеобщего лукавства. Потому что мы закладываем одни ресурсы, тратим другие ресурсы, эти цифры никогда не сходятся, и все понимают, что это неправда. Здесь есть место для злоупотреблений».

Как проследить, когда и где прокрутились деньги, если поставщикам воды изначально выдан карт-бланш на то, чтобы перемешать все статьи расходов в нужном им порядке? Сколько денег и каким подрядным фирмам уходит?Водоканалы ведь могут нанимать посторонние организации для аварийных работ, для прокладки труб и еще много для чего. По конкурсу, конечно. Но в России конкурсы постоянно устраивают не для того, чтобы найти того, кто сделает дешевле и лучше.

Сергей Сиваев, директор направления «Городское хозяйство» Института экономики города: «У нас аутсорсинг — это способ пригласить тех, кто тебе нужен, и заплатить те деньги, о которых вы специально договорились».

В такой ситуации тарифы растут все выше, как и фонтаны, бьющие прямо из асфальта. Зачем менять трубы и сокращать потери, если можно договориться с давно знакомыми чиновниками о повышении цены на воду? Это в общем даже не вопрос национального характера, а порок национальной системы регулирования тарифов. Они сейчас скачут не от экономической конъюнктурой, а как того потребуют политические интересы местных властей: когда надо что-то подкинуть населению, когда можно у него и отщипнуть. При таком положении деньги в умирающий ЖКХ никто вкладывать не станет.

Станислав Храменков, генеральный директор МГУП «Мосводоканал»: «Любому инвестору, если он вкладывает деньги, надо понимать, как эти деньги вернутся. И население должно знать, как будут расти тарифы».

Пока население знает только то, что расти будут точно. Но при этом еще и не всегда догадывается, что по растущей цене ему продают не только воду, но и воздух. Тариф — это ведь фиксированная сумма на человека в месяц, а в эту сумму заложено такое количество воды, которое нормальный человек потратить просто не в состоянии.

Мария Свиридова, юрист межрегиональной общественной организации «Общественный контроль»: «Если вы платите по тарифу, условно это 2–3 ванны в день полных, 100-литровых ванны. Это так, на грубую вскидку. Естественно, людей, которые в таком объеме регулярно потребляют воду, — единицы, просто единицы. Куда эти деньги идут?»

Впрочем, абсолютное большинство людей этот вопрос конкретным чиновникам не задает. Так уж принято считать, что правды не добиться и только ноги сотрешь, оббивая пороги судов. Видимо, проще в стране, которая питьевую воду могла бы танкерами гнать на экспорт, надеяться, что какой-нибудь пенсионер Забелин присмотрит за последним чистым источником.

Местный житель: «Сейчас только на этот родник вся надежда».